Поиск

Календарь

Февраль 2025
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
 12
3456789
10111213141516
17181920212223
2425262728  

Статистика

Push 2 Check
Главная » Статьи » Мои статьи

Сколько буду жить…

— До Марфы Васильевны в Белоруссии этой темой — хирургия внутримозговых кровоизлияний — не занимался никто.
Семен Федосович Секач прямо из операционной. Привычным движением снял маску. Но в глазах еще держится отсутствующее выражение. Он еще там, за этой белой высокой дверью.Он еще у стола. Чувствую, что не к месту, но удержаться не могу: поздравляю с присуждением ему ученой степени доктора медицинских наук.
— Да, спасибо.— Он все еще несколько рассеян.— Но, видите ли, моя работа прошла гладко. Все было ясно. А вот у Марфы Васильевны… как бы это поточнее сказать… да, ее работа считалась неперспективной. Никто не знал, какой результат она даст.
Еще совсем недавно был только один способ лечения кровоизлияния в мозг. Мы называем его консервативным, закрытым.
Больному — полный покой. Лекарства. Дальше—только ждать.
И надеяться… Павловец взялась показать, что хирургический метод лечения тоже имеет право на существование. Ее работа убедительно подтвердила это: число благоприятных исходов повысилось несравнимо. Конечно, и у нас и за рубежом уже есть подобный опыт. Но если честно — это всегда риск. Обоснованный, но риск. И на него надо пойти, иначе не может быть движения вперед. В медицине за этим «вперед» — жизнь человека.
Вот Марфа Васильевна и обладает такой драгоценной способностью обоснованно рисковать.
Семен Федосович еще только-только очнулся от операционной. Только еще заговорил интересно и с увлечением. А за ним уже пришли: стало хуже одному из больных. Почти механическое: «Извините». Доктор еще не кончил слова, а взгляд снова отсутствующий. Он весь опять там, в палате…
— Если думаете застать меня в институте,— устало смеялась Марфа Васильевна в трубку,— на длинные разговоры не надейтесь. Пять — десять минут. Да и то на ходу.
— Марфу Васильевну? Только что выехала по срочному вызову. Когда может быть?..— Вежливо-снисходительная улыбка…
Так я не получил и этих минут, хотя в Белорусский научно-исследовательский институт неврологии, нейрохирургии и физиотерапии пришел к началу рабочего дня. Для доктора Павловец это был первый после отпуска рабочий день.
Что и говорить, собеседники здесь не перспективные. Стоп!
Именно это слово употребил доктор Секач, говоря о диссертации Марфы Васильевны. Он не сразу нашел нужное слово. Искал поточнее. Вот-вот, и выражение лица, с которым он его произносил, интонация: естественная скромность человека, далекого от подчеркивания собственных достоинств («Ну, моя-то работа гладкая»). Вежливая, но явная ирония в адрес тех, кто свою научную работу над диссертацией сводит к единственной перспективе— получению звания, для кого защита диссертации—самоцель. Наконец, истинное уважение к женщине, столько лет отдавшей, чтобы ответить на вопрос, который сплошь да рядом ставит перед исследователем наука: «Да» или «нет»? А если «нет»?..
Вот бы побывать на защите этой «неперспективной» работы…
Полное название докторской диссертации Павловец «Клиника, диагностика и хирургическое лечение внутримозговых кровоизлияний различной этиологии».
Это ее собственный, более чем десятилетний опыт нейрохирурга и основанные на этом опыте выводы. 210 больных с внутримозговыми кровоизлияниями лечились у нее либо были под ее наблюдением. 135 из них оперировались. На основе этого большого и все растущего опыта она не перестает утверждать: скальпель сегодня должен проникать туда, куда еще вчера такое вторжение благоговейно именовалось вторжением в запретное.
Вот почему на ученом совете института, где апробировалась ее работа, в отзывах специалистов было такое редкое единодушие. Да, доктор Павловец — самый активный участник в разработке проблем сосудистой хирургии мозга, которыми институт начал заниматься одним из первых в стране. Тема, над которой она работает, тем более актуальна, что сегодня она привлекает внимание уже не только нейрохирургов, но и специалистов смежных областей. В ряде методов Павловец предложила усовершенствования, которые теперь широко применяются в практике института.
И во всех разделах работы — новые данные. Особый интерес представляет раздел хирургического лечения внутримозговых кровоизлияний, где автор «впервые в отечественной литературе дал описание»… Далее следует сугубо специальный рассказ о том, чего добилась доктор Павловец путем оперативного вмешательства.
«Впервые», «признать» — это теперь, сегодня. Когда практическая важность работы получила единодушное одобрение и в Институте нейрохирургии имени Н. Н. Бурденко АМН СССР в Москве, куда она была представлена к защите.
А лет десять — двенадцать назад работа Марфы Васильевны сводилась к бесконечным выездам. Днем и ночью. В любую погоду. Домой, на предприятие, в учреждение—туда, где с человеком несчастье. И еще лекции врачам станций «Скорой помощи» о том, как определить, следует ли больного немедленно направить в нейрохирургию. Сколько их, «рядовых» лечащих врачей, тех, кто работает в обычной больнице, днюет и ночует на станциях «Скорой помощи», придет потом на ученый совет, посвященный работе Павловец, уже одним этим свидетельствуя свое уважение к автору.
Но, пожалуй, самым трудным делом бывал разговор с родными больного. Они, конечно, уже консультировались у неврологов. И сами стали «большими специалистами». Трогать с места? Боже упаси! Лежать. Пять. Десять. Пятнадцать дней. Лекарства. Консервативно… А вы, что вы предлагаете?! Кровоизлияние уже разрушило часть мозга. Видите, человек при смерти, а вы с ножом!.. Да вы, простите, кто? У вас опыт? Имя?..
Этого у нее не было. Тогда не было. И она полной мерой испытала, что такое быть первой. Ходячей энциклопедией ее станут называть потом. И ее давняя, еще по довоенному институту подруга, тоже доктор наук, профессор оториноларинголог Мария Викентьевна Мякинникова скажет: «Чтобы Павловец ошиблась в диагнозе — этого я не помню. И учтите: мы приглашаем ее консультировать особо сложные случаи. Она очень тонкий диагност…» Погибавший от тромбоза, спасенный ею пожилой доцент-химик посвятит Марфе Васильевне целую поэму. Будет там благодарность и за увиденные вновь «пламенные всплески весенней зари» и за «бриллиантовые капельки пота».
Кто скажет, сколько было этих капелек! Наверное, она смахивала их торопливо, рукавом где-нибудь ночью в машине,- рядом с еще одним больным, отвоеванным у тех, кто предписывал покой и ожидание.
Одно я знаю точно. Девиз «Нет безвыходных ситуаций» был с нею всегда. А родился он еще в белорусских партизанских лесах, когда перед тобой, партизанским доктором, вынесений из боя партизан с раздробленной рукой и гангреной в перспективе.
У тебя в руках обыкновенный крестьянский нож. И ты, совсем еще молодой военврач третьего ранга, должна помнить о сепсисе и когда ампутируешь и когда зашиваешь рану льняными нитками. А тяжелое ранение головы у молодого парнишки? Под рукой одни медицинские кусачки. Стисни зубы и работай. Забудь о том, что есть где-то электрокоагулятор для остановки кровотечения из сосудов и другая мудреная техника. Тебе еще только
предстоит — после войны предстоит — быть на операциях ведущих советских нейрохирургов. Восхищаться их мастерством и толковать о тонкостях сложнейшей области хирургии. А сейчас…
Кипятком из алюминиевой ложки ты прижжешь кровоточащие сосуды обнаженного мозга. Да, кипятком. Потому что кругом лес, кругом гитлеровцы. И единственное, что ты можешь, — это вскипятить воду. Да и сама ты наполовину врач, наполовину боец-подрывник, участник рельсовой войны. Главное, что парни-то выжили! И никакого, черт побери, сепсиса в помине!
Десять боев. Девятнадцать выходов на рельсы. И в партию коммунистов Марфу Павловец рекомендовали и принимали партизаны. Почти три десятка лет прошло с той поры. Потускнела эмаль ордена Красной Звезды, потемнели медали «Партизану Отечественной войны I степени», «За отвагу». Но в памяти все осталось таким же четким, незамутненным. Она и теперь, рассказывая о войне, вдруг покажет собеседнику, как прятать пеньку в рукав — «иначе отсыреет», как ее растрепать — «тлеть лучше будет», как привязать к бикфордову шнуру: «Отбежать не успеешь — шнур быстро горит. А пенька пока до него дотлеет…»
— Когда сегодня в праздник я вижу фейерверк, передо мной будто вспыхивает багрово-желтый разрыв толовой я снова долблю ножом землю и быстро-быстро из-под рельса. И так каждый праздник. И ничего сделаешь…
Наверное, и тему кандидатской диссертации ей война. Сколько солдат вернулось домой с перебитыми нервами конечностей! Помертвели, скрючились пальцы. Молодой, здоровый парень — инвалид. И она начинает экспериментальное исследование по регенерации — восстановлению — нерва. Нет, это не было вторжением в неведомое. Многие исследователи занимались этой проблемой в течение десятков лет. Но уже в начале
своей работы она запишет: причина, по которой большое число самых разнообразных экспериментально разработанных методов не нашло широкого применения, эта причина — несовпадение результатов опыта на животных с данными клинических наблюдений. Ибо в клинике хирург имеет дело с измененными тканями, когда не только нерв, но и окружающие ткани грубо травмированы. В эксперименте травма обычно наносилась избирательно, только на нерв, а окружающие ткани повреждались минимально… Вот именно. Боевая рана — это не эксперимент. И лечить ее надо как боевую рану.
Врач-практик и врач-ученый составляют в ней единое целое. Качество, о ценности которого говорить не приходится. Наука всегда должна помогать лечащему врачу. Для Павловец это так же естественно, как и то, что собственные выводы должны подтверждаться и обогащаться постоянно. Поэтому среди многих десятков ее научных работ есть и такие, где анализируются теперь уже отдаленные результаты примененных ею методов лечения и поврежденного нерва и внутримозговых кровоизлияний.
Она много размышляет о будущем медицины. И ей, хирургу до мозга костей, никогда не придет в голову слепо веровать в абсолютную силу скальпеля. Нет, убежденно скажет она собеседнику, не только нож будет завтра главным оружием против самых страшных недугов, а и достижения генетиков, биохимиков. Не это ли ее стремление постоянно совершенствоваться, быть на уровне сегодняшних достижений медицины, имел в виду доктор Секач, когда говорил: рядом с таким консультантом врач, особенно молодой, всегда чувствует себя уверенно.
Конечно, во всем, чего она достигла и что еще сделает, видны личные качества. Коллеги доктора Павловец единодушно отмечают ее умение ставить и решать задачи. Упорство в достижении поставленной цели. Но когда об этом заговариваешь с нею самой, она только весело смеется. «Отец у нас человек серьезный.
Дважды ничего не повторял. Второй раз — уже витамин «Р» — «ремень». И уже без улыбки: «Нас ведь одиннадцать было. Четверо маленькими померли: время такое. Два брата на фронте погибли. А мы, Пятеро, что остались,— все высшее образование получили. Сработала, видать, закалка крестьянская. Я и теперь что пахать, что жать или косить не забыла».
Может быть, в такой вот закалке надо искать истоки ее привычки мыслить критически. Ведь подлинная наука — всегда переосмысление прежнего опыта. Первое мысление критическое, на основе новых данных, которые добыла практика. Без этого она вообще перестав быть наукой, превращается в просто повторение пройденного. Далеки о понимания сути науки и те, кто в иди научность в бесконечном нанизывании на острие памяти уже известны
знаний. Кто не умеет вовремя остановиться, чтобы из уже накопленного простого количества добыть зернового качества. Такие примерно рассуждения слышатся в добродушно иронических замечаниях Марфы Васильевны в адрес… собственной дочери. Несколько лет назад Людмила отличием окончила университет. Ей предложили аспирантуру. «Мамочка, но это же невозможно. Я ведь не прочла еще всей мировой литературы». Прошло время. Теперь Людмила пишет диссертацию об английской драматургии. «Не рано ли, дочка,- подтрунивает мама.— А как же со всей мировой литературой?..»
Английская драматургия… Неторопливая беседа в уютно! комнате тихого минского дома. Да полно! Неужели вот эту самую Людмилу прабабка Акулина… выменяла у полицая на бутылку самогона? Люда родилась 1 мая 41-го года. Вскоре в белорусскую деревню пришел враг. Какой-то подлец шепнул немцам, что Марфа Павловец, военврач Красной Армии, оставила крохотную дочь своей матери, Варваре Савельевне, а сама ушла к партизанам. Трижды приходили полицаи за Варварой Савельевной чтобы отправить ее вместе с внучкой в Германию. Обходилось На четвертый не обошлось. Тогда-то и соблазнились гады прабабкиной сивухой: Люду оставили. А Варвару Савельевну вырвать не удалось.
Я видел ту, привезенную из неметчины фотографию. На груди исхудавшей женщины, матери одиннадцати детей тогда уже было за пятьдесят — номер: 59427. Но крепкой оказалась славянская жила. Нынешней зимой исполняется Варваре Савельевне восемьдесят лет, здравствует и отец Марфы Васильевны Вот как переплелись в судьбе доктора Павловец ее мирная жизнь, ее гуманнейшая из профессий с войной, страшнее которой не было. Которая вырвала из рода Павловец пятьдесят четыре близких и дальних родственника.
Сейчас Марфа Васильевна занята мирной работой. Но иногда в ее дом из Ленинграда приходят письма от маленькой вьетнамской студентки Нгуен: «Здравствуй, мамочка! Спасибо тебе за поздравление и за то, что ты меня вспомнила. Я сдала сессию на четыре и пять. Немного устала. Как дела у тебя? Как здоровье,
настроение? Давно не получала писем из дома — целый семестр.
Наверное, они очень заняты. Им некогда писать. Там снова американцы бомбят. Мама, знаешь, как я хочу домой поехать — хочу служить в армии.. Всего хорошего тебе. Целую. Твоя Нгуен».
Вьетнамская девушка занималась на подготовительном факультете Минского университета, где Люда учила ее русскому языку. Теперь она студентка электротехнического института. Нгуен часто бывала у них дома, и сердечность белорусской семьи как-то смягчала ее тоску. Но близкого, родного ей человека она увидела в советском докторе не только поэтому. Марфа Васильевна тоже знает, как падают бомбы. Как умирают каждый день люди. И встречи с маленькой дочкой она ждала долгих три года. Поэтому так естествен обращенный к ней вопрос маленькой Нгуен: «Мама, как дела у тебя?..»
…У нее все так же много дел, и поэтому мы опять сидим с ней так поздно. Я читаю письмо спасенной ею женщины: «Вы вернули мне жизнь. Ваши золотые руки да умная головушка дали мне возможность любоваться сегодня белым светом и моими детками. Я, сколько будут жить, буду благодарна Вам, буду рассказывать всем людям, какие Вы делаете чудеса…» А Марфа Васильевна долго не может вспомнить автора письма. Она притулилась у стола, такая усталая, и раздумчиво говорит:
— Моя работа — это всегда встреча с чьим-нибудь горем. Зато сколько радости, когда знаешь: человек будет жить!
А. КРЫЛОВ
г. Минск

Работница № 02 февраль 1973 г.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *


Warning: Undefined array key "integration_type" in /var/www/owordsr3/kb-83.ru/wp-content/uploads/.sape/sape.php on line 2012