Как глоток надежды
Из памирского блокнота
Т. РЯБИКИНА
Доктор Шадманова была на выезде, я ждала ее на пункте «Скорой помощи». Сторожиха, грузная пожилая таджичка, вынесла табуретки за порог, и мы уселись с нею в теплом звездном дворике под пирамидальными тополями.
Как только вскрикивал телефон, дежурная с неожиданной для ее веса легкостью срывалась с табуретки, старательно записывала фамилию больного, возраст, температуру, время вызова и адрес. Когда на пункте есть кто-то из медиков, вызовы принимают они, но сейчас все в разъезде. Если разговор затягивался,
сторожиха называла имя дежурящего сегодня врача, — не фамилию, а просто имя, причем не Зебуниссо Ходжамовна, а Зебо. И, видимо, известное это имя было для встревоженных людей глотком надежды…
Играла близкая музыка в городском парке.
Через дворик, сокращая расстояние, спешили парни в джинсах и приталенных рубашках — тут тебе и горошек, и полоска, и цветочек; плыли девушки в платьях и национальных штанах; впрочем, укороченное платьице порой
напоминает блузу брючного костюма. И еще я приметила хитрый девичий компромисс: не посягая на традиционные косы, некоторые девушки выстригают челку и густые пряди у ушей, так что спереди кажутся стрижеными.
Пора студенческих каникул. Спроси сейчас у прохожих, где они учатся, кто-нибудь назовет Душанбе, или Киев, или Томск. Во всяком случае, заведующий облздравотделом Маснавшо Мирзобеков рассказывал мне, что пополнение медиков—около 100 девушек и юношей с Памира — готовят сейчас для Горно-Бадахшанской автономной области в разных вузах страны. И уже сегодня работают здесь 137 врачей с высшим образованием, 650 специалистов со средним медицинским.
Маснавшо Мирзобеков сыплет именами земляков—кандидатов наук и даже докторов Правда, «остепененных» домой не заманишь, разве что на лекцию или на консультацию, но открыли же на Памире Биологический институт Академии наук Таджикской ССР, почему же не помечтать Маснавшо Мирзобекову и о медицинском научном учреждении? Он настоящий летописец здравоохранения края. Сам начинал врачом в районе, потом стал главврачом областной больницы и вот уже больше десяти лет возглавляет облздравотдел.
Какую захватывающую лекцию прочел он мне при знакомстве! Узнала, что памирское здравоохранение начиналось практически с нуля: Советская власть получила в наследство единственную больничку на 15 коек, ютившуюся в кибитке. «В 28-м приехал к нам врач Мильберг с женой. В архивах читаю его отчеты: туберкулез, трахома, оспа, тифы, бытовой сифилис…» Недаром басмачи преследовали первых врачей как проводников идей революции: врачи на практике доказывали горцам, что такое забота новой власти о трудящемся человеке. «А сегодня в области 22 больницы, 18 поликлиник и амбулаторий, 100 фельдшерско-акушерских пунктов. В перспективе на десятую пятилетку— строительство областной больницы, областной санэпидстанции, больниц
в Ванче и Мургабе…»
Да, тем студентам, что нынче набираются знаний в Душанбе и Томске, будет простор для применения знаний. Только бы посерьезнее учились.
…Снова звонок—дежурная бежит к телефону, и снова я слышу, как она успокаивает ожидающих именем Зебо Шадмановой.
Вернулась машина, но с другим врачом. Сменили что-то из инструментов, просмотрели записи журнала, уехали. Заглянул на минутку муж Зебо. Видно, привел с улицы домой дочек, покормил их, умыл, уложил спать… Время
летних отпусков, врачей не хватает, и Зебо, главный акушер-гинеколог области, дежурит в «Скорой помощи» после рабочего дня.
Добавлю — дня напряженнейшего. С утра я была в больнице, где Шадманова возглавляет отделение. Сюда со всей области привозят женщин, у которых серьезно осложнена беременность, здесь же и родильное отделение и
гинекология. Зебо проводила обход вместе с молоденьким доктором Амирбегим Файзовой («Пожалуй, из нее получится врач, — скажет Зебо потом про Амирбегим. — Знания — само собой. Она больных не делит: та мне нравится, а та нет»). Потом они вели осмотр, а в это время у одной из женщин начались роды, и врачи скрылись в святая святых—там, где русло материнской жизни распадается на два рукава и тоненький ручеек течет уже самостоятельно рядом с рекой, рядом, но самостоятельно… Наконец подкатывает машина с красным крестом, и Зебо выходит — высокая, легконогая. Мне не удивилась: «Хотите поездить с нами? Вот и хорошо, дорогой поговорим, иначе времени не выкроить».
Сторожиха успела заварить чай, и Зебо, устало отхлебывая из пиалы, склонилась над журналом: «Что тут? Так, этого больного я знаю, очень любит человек лечиться. Сам звонил? Температура невысокая. Володя, поедете вы,—говорит она практиканту. — А мы в кишлак Сочхар, у девушки подозрение на аппендицит. Может, там что-нибудь и по моей части».
Мне говорили, что Зебо Шадманову прямо-таки одолели фотокорреспонденты. Она человек деликатный и исполнительный, но когда звонят и просят встретиться с фотокорреспондентом, она уклоняется. Потому что появись фотография в газете или журнале, на дом обрушивается поток писем, и некоторые из них не нравятся мужу.
А фотокорреспондентов легко понять. Зебо не просто обаятельна, в ее лице неповторимость: в едва заметной асимметрии губ улавливаешь горечь мудрости, а в глазах юная открытость. И довольно внушительна подпись под портретом молодой красивой женщины: «Главный акушер-гинеколог Горно-Бадахшанской автономной области. Член ЦК Коммунистической партии Таджикистана».
Практикант Володя, напряженно-серьезный, уезжает в одну сторону, мы отправляемся в другую. Вот уже Хорог с его огнями позади. Слева в ущелье грохочет река, а справа стена горы.
В дороге Зебо рассказывает, что предыдущий ее вызов был к простуженному ребенку. Малыш температурит вторые сутки, живет семья рядом с поликлиникой, а не удосужились отнести ребенка туда или вызвать на дом
педиатра.
— Мать не может отлучиться — у нее еще меньший на руках. Для нас такое типично, пять-шесть детей, а то и десять. Так что женщину отчитывать язык не поворачивается. Но разве муж не мог вызвать педиатра?
Дотянули до неотложки…
— Отругали мужчин?
— Еще как. А если бы вызвали врача, когда уже поздно? Прописная же истина — погасить уголек гораздо легче, чем погасить пожар. Не запускайте! Не тяните! Твержу и твержу, на языке мозоль—профилактика, профилактика, профилактика… Это главнейшая задача—профилактические осмотры. Так думаете, легко женщин осмотреть?
— Пока ничего не беспокоит, к врачу не выберешься.
— Вот-вот. Медик за женщиной по пятам ходит, буквально по пятам, а она ссыпается на занятость. Когда заболит что-то, прибежит. Но мы-то с врача или фельдшера спросим: почему проглядел, для чего мы обучали тебя новым методам диагностики, для чего завозили оборудование? Для него не оправдание, что женщина живет в далеком кишлаке и что, когда он туда приезжал, специально приезжал для профилактического осмотра, она от него пряталась, о собственном здоровье не беспокоилась.
* * *
Зебо окончила институт двенадцать лет назад. Невольно удивишься—всего двенадцать?—узнав об авторитете доктора Шадмановой Когда она консультирует в поликлинике « (для этого выделены определенные дни и часы), очередь перед ее кабинетом внушительная. Хотя есть и другие врачи, хотя главный специалист области должен бы консультировать лишь в особо сложных случаях, женщины Т просятся к ней. Может быть, вылечила мать
или сестру. Может, кто-то узнал про доктора Шадманову от соседки. Как бы там ни было, а часы приема затягиваются допоздна…
В институте Зебо увлекалась эндокринологией. И в Хорог привезла полчемодана книг по интересующей ее специальности. Заведующий облздравотделом выслушал свежеиспеченного врача с пониманием: «Эндокринолог нам необходим, но это в будущем. А сейчас позарез нужен гинеколог: единственный специалист с высшим образованием в отпуске. Приступайте».
И она приступила. Вела прием больных в поликлинике. В больнице приняла первые роды, вторые, третьи. А потом привезли женщину с отслоением плаценты. Зебо растерялась, вызвала на помощь хирурга. Они сумели спасти женщину, но Зебо стыдилась своей беспомощности и ревела в кабинете главврача. Позвонили в Душанбе, попросили приехать месяца на полтора Фаину Ивановну Любушкину, заслуженного врача Таджикской ССР, проработавшую на Памире много лет, знающую все местные особенности. Фаина Ивановна тут же приехала, и Зебо признается сейчас, что за считанные недели работы с нею она узнала больше, чем за весть лет в институте.
Положим, Зебо преувеличивает, но действительно, лишь практический опыт мог сделать ее настоящим памирским врачом. Разве в институт > учили ее принимать роды дома?
Разве предполагала она, что будет делать сложнейшую операцию при свете… фар машины, потому что в самый ответственный момент поломался движок, а госпитализировать бальную из далекого кишлака было уже поздно…
Ей навсегда запомнился первый вызов в район. Подняли ее среди ночи. Выскочила под осенний дождь и распахнула дверцу пропахшего лекарствами УАЗика… Путь неблизкий — в Иличур: у женщины затяжные роды, она потеряла много крови, совершенно обессилела, 4 акушерки нет, а фельдшер растерян.
Дождь сменился снегопадом. Дорога шла вверх, к перевалу, и снег набирал силу.
— Не проскочим!—чертыхнулся шофер, сбавляя скорость.
— Не возвращаться же?—вопросом ответила Зебо.
Шофер был ветераном «скорой», и храбрость худенькой врачихи он расценил как наивность. Машина уткнулась в сугроб. И сзади снег заметал колею. Шофер прижал машину к скале, но ветер налегал, норовя выдрать УАЗик из снеговой лунки.
Есть старинное изречение о горной дороге: «Жизнь путника подобна слезе на конце ресницы». Было похоже.
Высвободила их колонна встречных грузовиков. Шоферы обрадовали Зебо: роды окончились, все благополучно, врач может возвращаться в Хорог. Может? Представим себя, читатель, на ее месте. После перенесенных
страхов, после мороза и неизвестности так хотелось домой. Но одна из заповедей Фаины Ивановны Любушкиной гласила: в данный момент для тебя существует лишь один больной, ты должна сделать человеку все возможное,
других больных нет, других забот нет. «Благополучно» — кто может сказать про роженицу?
Лишь акушер, то есть только она, Зебо.
Их УАЗик добрался до Иличура не напрасно: женщина оказалась так слаба, что ее необходимо было вывезти в больницу. «Вызвали машину из Мургаба, — вспоминает Зебо. — А пока сделали с фельдшером срочное переливание крови. У меня первая группа, это зачастую выручает.
Ну и что же тут особенного?—пожмет плечами читатель. Кто из врачей не отдавал свою кровь? Кому не выпадали бессонные ночи?
Норма, обыденность профессии. Сколько мы читали и слышали про самоотверженность врачей — и на фронте и в мирных буднях, сколько кинокартин видели! Вот хотя бы на памяти недавних фильмов —«Дела сердечные», так блестяще снятый влюбленной в Москву и москвичей Маргаритой Пилихиной с деловитым Георгием Тараторкиным и трепетной Антониной Шурановой в главных ролях. Какой удивительный сплав продемонстрировали они нам! Сплав действенного знания и сердечности. Ах, как хотелось бы мне, уверена, и вам тоже — в горькую минуту тревоги за близкого человека получить поддержку таких вот врачей.
Лечить не болезнь, а больного — аксиома еще древних. Лечить во всеоружии современных достижений— требование к медицине нашего сегодня.
Но если знания можно накопить, опыт приобрести, если современное оборудование можно освоить, то доброта и способность к состраданию должны быть изначальными. Зебо отрывает: нет, не было у нее в юности того, что называют призванием. Она не думала о помощи человечеству, мечтала помочь лишь одному человеку. Больному отцу.
Когда просишь кого-то рассказать о себе, он обычно начинает — родился там-то в таком-то году. И Зебо начала стандартно: сороковой год, Хорог. Но подчеркнула: «Родилась я в больнице». Вам придёт в голову подчеркивать такое? А Зебо это обстоятельство кажется важным. Первых двух детей рожала мать дома, а ее — уже в больнице. И в том же предвоенном сороковом году появилась на Памире первая электростанция мощностью 1050 киловатт. В том же сороковом проложи и автомобильную дорогу из Душанбе, строительство вели тысячи людей различных национальностей, и они возвели дороги в нереальный срок, за 110 дней.
На строительстве дороги работал и отец Зебо — коммунист Ходжам Шадманов, в будущем крупный партийный и советский работник, выросший до поста заместителя председателя Совета Министров Таджикской ССР…
Накануне распределения в институте отец сказал Зебо: «Ты поедешь на Памир. Там трудно, ты должна работать для своего народа. Отец чувствовал себя совсем плохо, ей так хотелось быть с ним рядом. Но она знала, что
для отца это вопрос принципиальный.
Зебо Шадманова приехала на работу в ту самую больницу, где двадцать три года назад появилась на свет…
• • •
Послушаешь памирца, так все здесь, на «Крыше мира» — самое: высота гор — самая, а в горах — самые сложные в стране воздушные трассы и самые трудные автомобильные дороги.
Когда соберешь все эти «самые» воедино, в один узел: и особенности высокогорья, и трудности дорог, и вынужденную карликовость больниц, и высокую рождаемость (в два с лишним раза выше средней по стране),—вот
тогда-то и проясняется специфика работы памирского врача.
Незадолго до моего приезда вернулась Шадманова из Минска, с семинара по оперативной гинекологии. Она как человек дотошный различные курсы и семинары считает жизненно необходимыми: всегда почерпнешь какой-то
опыт, посмотришь работу нового прибора, познакомишься с новым методом лечения. На семинаре врачи рассказывали про сложные случаи. Кое-что рассказала и она. К примеру, был такой случай. В марте, когда
дорога была перекрыта снежным обвалом, позвонил фельдшер из района: у беременной отеки, а роды вот-вот начнутся. — Как же вы недоглядели?»—крикнула Зебо в трубку, но теперь уж не об упущениях надо было думать.
Заказала вертолет, позвонили в кишлак, чтобы расчистили площадку для посадки. Весь кишлак высыпал, площадку подготовили довольно большую, но все-таки летчик сажать машину не решился—наклон. Они сели прямо
в обмелевшую речку и врачу пришлось добираться до берега по скользким камням, проваливаясь по пояс в ледяную воду. С трудом перенесли женщину на носилках в вертолет, только добрались до Хорога — и сразу же начались схватки. На размышление времени не было. Кесарево сечение! Остались живы оба — и мать и ребенок.
В городе за всю свою практику акушер мажет не встретить подобного: заметит женщина отеки, тут же обращается к врачу. Здесь же по сей день бытует поверье: страданиями во время родов женщина искупает свои грехи.
Если она жадная, злая, ленивая, аллах накажет ее тяжелыми родами, выявит, так сказать, наглядно ее недостатки. А если роды прошли легко и быстро, всем близким и соседям понятно, какой хороший она человек. Зайдешь в родильную палату—матери друг перед другом похваляются: «У меня и схваток совсем не было, сразу родила», «А я всех своих рожала легко».
Дико звучит, но иногда уже роды начались, а за медицинской помощью не обращаются. С темной свекрови какой спрос, но муж-то зачастую образованный, современный человек.
«Давно жена болеет?» «Два дня. Я хотел вызвать врача, а мать не позволила…»
Поэтому важная задача, которую стремится решить Зебо Шадманова вместе с другими гинекологами, с районными акушерами,—держать в поле зрения каждую будущую мать. Перед оформлением декретного отпуска будьте добры, прослушайте четыре лекции школы молодой матери. «Да зачем мне эти лекции?—возмущается иная женщина. — Мать без лекций рожала».
— Наверно обидно вам?—спросила я Зебо.
— Обидно? Да лишь бы у нее все хорошо прошло, я буду счастлива.
• • •
Дочки гостили у бабушки в Душанбе, и когда Зебо прилетела за ними, младшая захныкала: «А почему мы не останемся здесь насовсем? У бабушки всегда вкусно, и вода из крана идет горячая». «И кино каждый день по телевизору»,—подключилась старшая. «Уж тебе-то непростительно, — одернула старшую Зебо.—Ты же знаешь, что наш дом в Хороге».
«В Хороге тоже хорошо.— сказала Нозанин примирительно. — Только ты все на работе да на работе. А здесь телевизор, кино каждый день».
Работница № 11 ноябрь 1975 г.
|